Неточные совпадения
— Да как теперь прикажете:
У нас по положению
Три
дня в неделю барские,
С тягла: работник с лошадью,
Подросток или
женщина,
Да полстарухи в
день,
Господский срок кончается…
— Певец Ново-Архангельской,
Его из Малороссии
Сманили господа.
Свезти его в Италию
Сулились, да уехали…
А он бы рад-радехонек —
Какая уж Италия? —
Обратно в Конотоп,
Ему здесь делать нечего…
Собаки дом покинули
(Озлилась круто
женщина),
Кому здесь
дело есть?
Да у него ни спереди,
Ни сзади… кроме голосу… —
«Зато уж голосок...
Разговор этот происходил утром в праздничный
день, а в полдень вывели Ионку на базар и, дабы сделать вид его более омерзительным, надели на него сарафан (так как в числе последователей Козырева учения было много
женщин), а на груди привесили дощечку с надписью: бабник и прелюбодей. В довершение всего квартальные приглашали торговых людей плевать на преступника, что и исполнялось. К вечеру Ионки не стало.
С следующего
дня, наблюдая неизвестного своего друга, Кити заметила, что М-llе Варенька и с Левиным и его
женщиной находится уже в тех отношениях, как и с другими своими protégés. Она подходила к ним, разговаривала, служила переводчицей для
женщины, не умевшей говорить ни на одном иностранном языке.
Ровесник Вронскому и однокашник, он был генерал и ожидал назначения, которое могло иметь влияние на ход государственных
дел, а Вронский был, хоть и независимый, и блестящий, и любимый прелестною
женщиной, но был только ротмистром, которому предоставляли быть независимым сколько ему угодно.
Никогда еще не проходило
дня в ссоре. Нынче это было в первый раз. И это была не ссора. Это было очевидное признание в совершенном охлаждении. Разве можно было взглянуть на нее так, как он взглянул, когда входил в комнату за аттестатом? Посмотреть на нее, видеть, что сердце ее разрывается от отчаяния, и пройти молча с этим равнодушно-спокойным лицом? Он не то что охладел к ней, но он ненавидел ее, потому что любил другую
женщину, — это было ясно.
Любовь к
женщине он не только не мог себе представить без брака, но он прежде представлял себе семью, а потом уже ту
женщину, которая даст ему семью. Его понятия о женитьбе поэтому не были похожи на понятия большинства его знакомых, для которых женитьба была одним из многих общежитейских
дел; для Левина это было главным
делом жизни, от которогo зависело всё ее счастье. И теперь от этого нужно было отказаться!
— Это ужасно! — сказал Степан Аркадьич, тяжело вздохнув. — Я бы одно сделал, Алексей Александрович. Умоляю тебя, сделай это! — сказал он. —
Дело еще не начато, как я понял. Прежде чем ты начнешь
дело, повидайся с моею женой, поговори с ней. Она любит Анну как сестру, любит тебя, и она удивительная
женщина. Ради Бога поговори с ней! Сделай мне эту дружбу, я умоляю тебя!
Дама, уродливая, с турнюром (Анна мысленно
раздела эту
женщину и ужаснулась на ее безобразие) и девочка, ненатурально смеясь, пробежали внизу.
Там, где
дело идет о десятках тысяч, он не считает, — говорила она с тою радостно-хитрою улыбкой, с которою часто говорят
женщины о тайных, ими одними открытых свойствах любимого человека.
— Да, но без шуток, — продолжал Облонский. — Ты пойми, что
женщина, милое, кроткое, любящее существо, бедная, одинокая и всем пожертвовала. Теперь, когда уже
дело сделано, — ты пойми, — неужели бросить ее? Положим: расстаться, чтобы не разрушить семейную жизнь; но неужели не пожалеть ее, не устроить, не смягчить?
Они возобновили разговор, шедший за обедом: о свободе и занятиях
женщин. Левин был согласен с мнением Дарьи Александровны, что девушка, не вышедшая замуж, найдет себе
дело женское в семье. Он подтверждал это тем, что ни одна семья не может обойтись без помощницы, что в каждой, бедной и богатой семье есть и должны быть няньки, наемные или родные.
Уже несколько
дней графиня Лидия Ивановна находилась в сильнейшем волнении. Она узнала, что Анна с Вронским в Петербурге. Надо было спасти Алексея Александровича от свидания с нею, надо было спасти его даже от мучительного знания того, что эта ужасная
женщина находится в одном городе с ним и что он каждую минуту может встретить ее.
Но
дело в том, ― она, ожидая этого развода здесь, в Москве, где все его и ее знают, живет три месяца; никуда не выезжает, никого не видает из
женщин, кроме Долли, потому что, понимаешь ли, она не хочет, чтобы к ней ездили из милости; эта дура княжна Варвара ― и та уехала, считая это неприличным.
— Ах, она гадкая
женщина! Кучу неприятностей мне сделала. — Но он не рассказал, какие были эти неприятности. Он не мог сказать, что он прогнал Марью Николаевну за то, что чай был слаб, главное же, за то, что она ухаживала за ним, как за больным. ― Потом вообще теперь я хочу совсем переменить жизнь. Я, разумеется, как и все, делал глупости, но состояние ― последнее
дело, я его не жалею. Было бы здоровье, а здоровье, слава Богу, поправилось.
— А эта
женщина, — перебил его Николай Левин, указывая на нее, — моя подруга жизни, Марья Николаевна. Я взял ее из дома, — и он дернулся шеей, говоря это. — Но люблю ее и уважаю и всех, кто меня хочет знать, — прибавил он, возвышая голос и хмурясь, — прошу любить и уважать ее. Она всё равно что моя жена, всё равно. Так вот, ты знаешь, с кем имеешь
дело. И если думаешь, что ты унизишься, так вот Бог, а вот порог.
Ответа не было, кроме того общего ответа, который дает жизнь на все самые сложные и неразрешимые вопросы. Ответ этот: надо жить потребностями
дня, то есть забыться. Забыться сном уже нельзя, по крайней мере, до ночи, нельзя уже вернуться к той музыке, которую пели графинчики-женщины; стало быть, надо забыться сном жизни.
Еще более он был во глубине души несогласен с тем, что ей нет
дела до той
женщины, которая с братом, и он с ужасом думал о всех могущих встретиться столкновениях.
— Приеду когда-нибудь, — сказал он. — Да, брат,
женщины, — это винт, на котором всё вертится. Вот и мое
дело плохо, очень плохо. И всё от
женщин. Ты мне скажи откровенно, — продолжал он, достав сигару и держась одною рукой зa бокал, — ты мне дай совет.
— Да я вовсе не имею претензии ей нравиться: я просто хочу познакомиться с приятным домом, и было бы очень смешно, если б я имел какие-нибудь надежды… Вот вы, например, другое
дело! — вы, победители петербургские: только посмотрите, так
женщины тают… А знаешь ли, Печорин, что княжна о тебе говорила?
Надо признаться, что я точно не люблю
женщин с характером: их ли это
дело!..
Как быть! кисейный рукав слабая защита, и электрическая искра пробежала из моей руки в ее руку; все почти страсти начинаются так, и мы часто себя очень обманываем, думая, что нас
женщина любит за наши физические или нравственные достоинства; конечно, они приготовляют, располагают ее сердце к принятию священного огня, а все-таки первое прикосновение решает
дело.
В ней было много породы… порода в
женщинах, как и в лошадях, великое
дело; это открытие принадлежит юной Франции.
Вечером Григорий Александрович вооружился и выехал из крепости: как они сладили это
дело, не знаю, — только ночью они оба возвратились, и часовой видел, что поперек седла Азамата лежала
женщина, у которой руки и ноги были связаны, а голова окутана чадрой.
Молча с Грушницким спустились мы с горы и прошли по бульвару, мимо окон дома, где скрылась наша красавица. Она сидела у окна. Грушницкий, дернув меня за руку, бросил на нее один из тех мутно-нежных взглядов, которые так мало действуют на
женщин. Я навел на нее лорнет и заметил, что она от его взгляда улыбнулась, а что мой дерзкий лорнет рассердил ее не на шутку. И как, в самом
деле, смеет кавказский армеец наводить стеклышко на московскую княжну?..
С тех пор как поэты пишут и
женщины их читают (за что им глубочайшая благодарность), их столько раз называли ангелами, что они в самом
деле, в простоте душевной, поверили этому комплименту, забывая, что те же поэты за деньги величали Нерона полубогом…
Теперь припомнил он, что видел в прошлую ночь Андрия, проходившего по табору с какой-то
женщиною, и поник седою головою, а все еще не хотел верить, чтобы могло случиться такое позорное
дело и чтобы собственный сын его продал веру и душу.
В самом
деле, она была жалка, как всякая
женщина того удалого века.
Раскольников скоро заметил, что эта
женщина не из тех, которые тотчас же падают в обмороки. Мигом под головою несчастного очутилась подушка — о которой никто еще не подумал; Катерина Ивановна стала
раздевать его, осматривать, суетилась и не терялась, забыв о себе самой, закусив свои дрожавшие губы и подавляя крики, готовые вырваться из груди.
— Голова немного кружится, только не в том
дело, а в том, что мне так грустно, так грустно! точно
женщине… право! Смотри, это что? Смотри! смотри!
И вдруг Раскольникову ясно припомнилась вся сцена третьего
дня под воротами; он сообразил, что, кроме дворников, там стояло тогда еще несколько человек, стояли и
женщины. Он припомнил один голос, предлагавший вести его прямо в квартал. Лицо говорившего не мог он вспомнить и даже теперь не признавал, но ему памятно было, что он даже что-то ответил ему тогда, обернулся к нему…
Лежал я тогда… ну, да уж что! лежал пьяненькой-с, и слышу, говорит моя Соня (безответная она, и голосок у ней такой кроткий… белокуренькая, личико всегда бледненькое, худенькое), говорит: «Что ж, Катерина Ивановна, неужели же мне на такое
дело пойти?» А уж Дарья Францовна,
женщина злонамеренная и полиции многократно известная, раза три через хозяйку наведывалась.
Женщина. А что народу-то гуляет на бульваре!
День праздничный, все повышли. Купчихи такие разряженные.
Вожеватов. Где мне! Я простоват на такие
дела. Смелости у меня с
женщинами нет: воспитание, знаете ли, такое, уж очень нравственное, патриархальное получил.
Паратов. Помилуйте, за кого же вы меня принимаете! Если
женщина свободна, ну, тогда другой разговор… Я, Лариса Дмитриевна, человек с правилами, брак для меня
дело священное. Я этого вольнодумства терпеть не могу. Позвольте узнать: ваш будущий супруг, конечно, обладает многими достоинствами?
Карандышев. Уж вы слишком невзыскательны. Кнуров и Вожеватов мечут жребий, кому вы достанетесь, играют в орлянку — и это не оскорбление? Хороши ваши приятели! Какое уважение к вам! Они не смотрят на вас, как на
женщину, как на человека, — человек сам располагает своей судьбой; они смотрят на вас как на вещь. Ну, если вы вещь, это другое
дело. Вещь, конечно, принадлежит тому, кто ее выиграл, вещь и обижаться не может.
Паратов. Мне не для любопытства, Лариса Дмитриевна, меня интересуют чисто теоретические соображения. Мне хочется знать, скоро ли
женщина забывает страстно любимого человека: на другой
день после разлуки с ним, через неделю или через месяц… имел ли право Гамлет сказать матери, что она «башмаков еще не износила» и так далее…
— Как? Вы, стало быть,
разделяете мнение Прудона? [Прудон Пьер Жозеф (1809–1865) — французский публицист, экономист и социолог, один из основателей анархизма; противник эмансипации
женщин. Маркс подверг уничтожающей критике реакционные взгляды Прудона.]
Впечатление огненной печи еще усиливалось, если смотреть сверху, с балкона: пред ослепленными глазами открывалась продолговатая, в форме могилы, яма, а на
дне ее и по бокам в ложах, освещенные пылающей игрой огня, краснели, жарились лысины мужчин, таяли, как масло, голые спины, плечи
женщин, трещали ладони, аплодируя ярко освещенным и еще более голым певицам.
— На мой взгляд, религия — бабье
дело. Богородицей всех религий —
женщина была. Да. А потом случилось как-то так, что почти все религии признали
женщину источником греха, опорочили, унизили ее, а православие даже деторождение оценивает как
дело блудное и на полтора месяца извергает роженицу из церкви. Ты когда-нибудь думал — почему это?
— Зачем говорю? — переспросила она после паузы. — В одной оперетке поют: «Любовь? Что такое — любовь?» Я думаю об этом с тринадцати лет, с того
дня, когда впервые почувствовала себя
женщиной. Это было очень оскорбительно. Я не умею думать ни о чем, кроме этого.
«Вот об этих русских
женщинах Некрасов забыл написать. И никто не написал, как значительна их роль в
деле воспитания русской души, а может быть, они прививали народолюбие больше, чем книги людей, воспитанных ими, и более здоровое, — задумался он. — «Коня на скаку остановит, в горящую избу войдет», — это красиво, но полезнее войти в будничную жизнь вот так глубоко, как входят эти, простые, самоотверженно очищающие жизнь от пыли, сора».
— Мне даже не верится, что были святые
женщины, наверно, это старые
девы — святые-то, а может, нетронутые девицы.
Слезы текли скупо из его глаз, но все-таки он ослеп от них, снял очки и спрятал лицо в одеяло у ног Варвары. Он впервые плакал после
дней детства, и хотя это было постыдно, а — хорошо: под слезами обнажался человек, каким Самгин не знал себя, и росло новое чувство близости к этой знакомой и незнакомой
женщине. Ее горячая рука гладила затылок, шею ему, он слышал прерывистый шепот...
Предусмотрительно третьего
дня женщина-полька не разродилась — померла, сегодня утром старичок скончался…
Макаров говорил не обидно, каким-то очень убедительным тоном, а Клим смотрел на него с удивлением: товарищ вдруг явился не тем человеком, каким Самгин знал его до этой минуты. Несколько
дней тому назад Елизавета Спивак тоже встала пред ним как новый человек. Что это значит? Макаров был для него человеком, который сконфужен неудачным покушением на самоубийство, скромным студентом, который усердно учится, и смешным юношей, который все еще боится
женщин.
— Нужно, чтоб дети забыли такие
дни… Ша! — рявкнул он на
женщину, и она, закрыв лицо руками, визгливо заплакала. Плакали многие. С лестницы тоже кричали, показывали кулаки, скрипело дерево перил, оступались ноги, удары каблуков и подошв по ступеням лестницы щелкали, точно выстрелы. Самгину казалось, что глаза и лица детей особенно озлобленны, никто из них не плакал, даже маленькие, плакали только грудные.
Коптев был вдов, бездетен, но нашлись дальние родственники и возбудили
дело о признании наследователя ненормальным, утверждая, что у Коптева не было оснований дарить деньги
женщине, которую он видел, по их сведениям, два раза, и обвиняя кухарку в «сокрытии имущества».
Клим Иванович Самгин слушал ее веселую болтовню с удовольствием, но он не любил анекдотов, в которых легко можно найти смысл аллегорический. И поэтому он заставил
женщину перейти от слов к
делу, которое для нее, так же как для него, было всегда приятно.
— Мы — точно на
дне кипящего котла, — тихо сказала
женщина.